Должно надеяться на все, ибо нет ничего
безнадежного.
Линь, поэт, философ, 8 век до н.э.
Света угасала, стала хрупкой, как тростник, изображенный тонкой кисточкой на рисовой бумаге. Лекарства, которые она принимала, еще помогали, но окружающий мир уже приобрел болезненный от-блеск китайского шелка, в льющихся складках кото-рого реальность уплывала из-под ног.
Фатальная неопределенность и неустроенность новой жизни все больше расшатывали нервную систему…
Хорошо, что хоть зацепилась посыльной в какой-то организации, и разносила письма в иеруса-лимские общественные учреждения.
Однажды нехитрая столичная география в конец Свету запутала. Ну, никак не находилась ули-ца… Силы уже оставляли ее, когда она вдруг почувствовала чей-то пристальный взгляд. Инстин-ктивно обернулась. И почти столкнулась с мужчи-ной. Среднего роста, лет пятидесяти, седоволосый, с ясным лицом, он смотрел на нее глазами – черносли-вами.
- Вам нужна помощь? – обратился незнакомец к Свете на хорошем русском, - я врач.
- Да-да, – радостно откликнулась Света. – Мне как раз нужна помощь. Я никак не могу найти одну ули-цу. Она взяла конверт, чтобы в очередной раз прочи-тать адрес…
- Это же рядом. Я как раз иду в том направлении, – любезно сказал незнакомец. – Так что не волнуйтесь, все будет хорошо!
По дороге он спросил с интонацией потомственного интеллигента:
- И откуда Вы, стало быть, родом?
- С Амура.
- Неужели из Китая? – пошутил незнакомец, желая оживить вяло текущий разговор, но Света, нахо-дившаяся в состоянии, когда шуток вообще не пони-мают, серьезно ответила:
- Нет. Амур – это и Россия тоже. Амур разделяет две страны. По одну сторону – Россия, – по другую – Китай. Мы друзья и враги одновременно. Мы все знаем о них, а они – о нас. А река – у тех и у других одна. Переплыви – и ты в другом мире, где можешь погибнуть или выжить, но он совершенно другой…
- А здесь не другой мир? – улыбнулся мужчина и, придержав Свету у светофора, добавил. – Ну, разве что не за Амуром! Зато весна-то какая, вот-вот и все зацветет Ну, чем это дерево хуже китайского? Он остановился у мандаринового дерева, смутно напоминавшего китайскую миниатюру, и заговорил, как странствующий учитель мудрости из книги «Мэн-цзы», – красиво, размеренно, гармонично, успокаивающе. Было в его речи что-то от кошачьего мяуканья, как в китайской музыке. Света с трудом улавливала смысл того, о чем он говорил, но ощуща-ла уже почти забытый покой.
Когда они нашли нужный адрес – новый знакомый сказал, прощаясь:
- В мире нет ничего безнадежного! Не унывать! Это – предписание доктора!
Возвращаясь, Света взглянула на мандариновое дерево, о котором говорил незнакомец, и вздрогну-ла…
Китайский художник Вань Фу нарисовал пор-трет жены своего ученика Линь. Немыслимая красавица стояла у цветущего сливового дерева. Линь так полюбил созданный художником идеаль-ный образ, что позабыл о своей вполне земной жене. И тогда жизнь лишилась для нее смысла. Однажды утром жену Линя нашли в петле на ветви того самого сливового дерева, ставшего фоном для злополучной картины. Концы шелкового шарфа, стянувшего неж-ную шею, слились с волосами, развевавшимися по ветру. Совсем недавно Света вспоминала эту легенду, и ей хотелось быть на месте прекрасной китаянки, – только в петле на еще нерасцветшей ветви мандаринового дерева на развилке улиц Яффо и Шлом Цион а-Малха.
После репатриации Света жила, как за Амуром, где никогда не была. Она наловчилась есть палочками, и обожала китайскую живопись на шел-ковых свитках и рисовой бумаге. Совершенный мир, запечатленный тонкой кисточкой, был прозрачен, как крылья пучеглазой стрекозы, и призрачен – если речь шла о смерти…
Через пару дней Света опять встретила незна-комца на том же месте, на улице Яффо. И опять он помог ей найти нужный адрес. И опять призывал ее вырваться из тисков депрессии. И опять обратил ее внимание на мандариновое дерево, где уже начали распускаться первые цветы… А потом спросил:
- Неужели и на Амуре, можно было увидеть такую красоту?
- На Амуре – не помню, а вот на китайских миниатюрах…
- Да нет уже того шелкового Китая. Хотите, зайдем в китайский магазин посмотреть на ширпотреб, который они нам теперь поставляют? Не ожидая ответа, он подошел к мандариновому дереву:
- Если полиция сейчас меня оштрафует, Вам придется подтвердить, что я защищал честь Израиля. Отстаивал его природную красоту, чтобы одна симпатичная женщина, которую Господь сподобил жить в Иерусалиме, не тосковала больше о Китай-ском карточном домике! Чтобы на благодатной земле Израиля она чувствовала себя счастливой и здоровой.
Он сорвал маленькую веточку с первыми редкими цветами мандаринового дерева и протянул Свете. Улыбка осветила ее лицо. Так они встречались несколько раз несколько раз. Света явно нравилась незнакомцу, ставшему ближе многих знакомых. У него было одно достоинство, которое Света, нервная и не желавшая флиртовать, особенно ценила: он никогда не отягощал собственными проблемами, словно их вовсе не существовало. Ей было с ним легко. А после бесед с ним она становилась спокойной и уравновешенной.
Однажды Света даже подумала: «Есть же такие счастливые женщины, у которых мужья – врачи. Как легко, если рядом с тобою врач…»
Однако болезнь не отступала. Ее обострение спровоцировала обстановка в семье, ссоры с мужем, который, не понимая, что психика его жены надор-вана, не щадил ее.
И тут наступил кризис: находясь в диком воз-буждении, она обварила его кипятком. С криком он отшвырнул ее к стене, как взбесившуюся собаку, и стал срывать свитер, с кусками прилипшей к нему кожи…
Она очнулась в психиатрическом стационаре, не помня о том, что совершила. Память вычеркнула целые куски из ее жизни. Веточка с цветами манда-ринового дерева, стоявшая в стакане на прикроватной тумбочке ни о чем не напоминала. Свету почти никто не навещал: обваренный муж лечился. Сын находился в Америке. О семейной драме ему не сообщили.
Однажды она увидела, что кто-то положил на ее тумбочку китайские палочки для еды, но она даже не попыталась выяснить кто.
Зато доктор с глазами – черносливами приходил часто. Света знала, что он здесь, даже если спала – по звуку шагов и какому-то особому, выделяющему его из всех врачей шуршанию одежды. Другие врачи все время о чем-то расспрашивали. Этот всегда при-ходил один и никогда ничего не записывал.
И вдруг однажды Света вспомнила, кто он. Странный доктор с глазами-черносливами и был тем самым легким человеком, с которым она подружилась на улицах Иерусалима в трудную для себя пору. Это он учил ее не унывать и не сдаваться. Света была растрогана. Она не знала даже его имени, и называла про себя Мэн Кэ. Так звали странствующего учителя мудрости из книги «Мэн-цзы».
Когда состояние пациентки существенно улучшилось, ее стали готовить к выписке. Света уже тосковала по дому, скучала по мужу, но встречи боялась, осознавая всю безмерность своей вины перед ним. Когда она узнала, что муж ждет в приемной, ее охватило чувство панического страха. Тупо глядя на китайские палочки, она даже не заплакала, а заскулила, как щенок. Врач взяла ее за руку и сказала:
- Успокойтесь. С ним долго говорили врачи и психологи. Ваш муж много пережил и понимает, что это был аффект, проявление запущенной болезни, о серьезности которой он даже не подозревал. Ваше лечение будет продолжаться в поликлинике. Здоровье к вам, безусловно, вернется, что поможет наладить взаимопонимание в семье. Постарайтесь контролировать себя, муж вас ждет.
Света вышла… Их встреча была такой, словно они шли навстречу друг другу с разных берегов Амура…
- Готова? – спросил муж. – Ну, поехали с Богом.
- Прости меня, – сказала Света.
- Закрыли тему. Все здоровы. Значит, все в порядке. Значит, – домой.
Она покидала больницу с прекрасным настроением. И еще ей очень хотелось поблагодарить своего знакомого доктора, который почему-то так и не появился в свите уважаемых врачей, несущих свои знания, как знамя Спасения. Его же среди них не было. И она не знала, где найти своего Мэн Кэ.
И вдруг у выхода она неожиданно натолкнулась на человека, вытиравшего в коридоре полы. Тот поднял голову:
- Доктор? – словно пораженная молнией, недоуменно проговорила Света.
Мужчина взглянул на нее. И глаза – черносливы словно поблекли… Он молча повернулся и ушел.
- Сколько таких вот из нашей России-матушки драят здесь полы… – с грустью сказал муж Светы. – Пока ждал тебя, мы поговорили.. В России он психотера-певтом был, а здесь экзамен никак не сдаст. Жаль, человек уже немолодой…
С тех пор Света почему-то никогда не встречала своего Мэн Кэ, хотя по-прежнему начинала день с улицы Яффо.
По-прежнему разносила письма в различные учреждения. По-прежнему проходила мимо манда-ринового дерева, плоды которого однажды заалели. Кажется, ни на одной из китайских миниатюр она не видела такого яркого цвета жизни и вспомнила слова доктора с глазами-черносливами: «Не унывать! В мире нет ничего безнадежного...»
Август – сентябрь 2005
